|
… такси. Галя и Андрей сели сзади, Надя впереди, указав водителю адрес. Всё, это была последняя капля. Вся та нереализованная страсть, как в вулкане копившаяся в нем, в мгновение превратилась в ярость, в возмущение, отторгая образ Марины из души: Вон, вон! Прочь.
Amore, amore, amore, amore, amore, amore no, (amore no) Amore, amore, amore, amore, amore, amore no, (amore no)... Ребята любили заходить в это кафе рядом с вокзалом погреться: пяток столиков, слегка пересушенная пицца, пиво, старенький телевизор, висящий в центре зала, да все те же знакомые песни, которые можешь петь под караоке не стесняясь. Кафе было полупустое. В дальнем углу шумная компания военных моряков с подружками, изрядно разогретых уже, пытались перекричать друг друга и музыку в зале. За стойкой сидела девушка с микрофоном в руках, рядом за ближайшим столиком, очевидно, ее молодой человек. Расположились прямо у стойки бара, здесь показалось уютнее и теплее. Заказали по коктейлю - водка с колой и лимонным соком. Молодой человек без кителя с расстегнутой верхней пуговицей форменной рубахи остановился один в центре зала, слегка покачиваясь, явно пытаясь сосредоточиться: заказать ли песню, может еще выпивки, или "раскатить яблочко" вприсядку, а может вообще, разнести тут все «нахрен». Товарищи заметили его наконец, раздались призывные выкрики. Один встал, подошел с улыбкой, положил ему руку на плечо и потянул. Тот пошатнулся. Приятель поддержал его второй рукой под локоть и, улыбаясь в сторону своих друзей, попытался изобразить что-то вроде танцевального па. Тот решительно оттолкнул его руки, и под веселый смех своей кампании они вернулись к своему столику. В Кейптаунском порту С пробоиной в борту "Жанетта" поправляла такелаж. Но прежде чем уйти В далекие пути, На берег был отпущен экипаж. Идут, сутулятся, По темным улицам, И клеши новые ласкает бриз. Они идут туда, Где можно без труда Найти себе и женщин, и вина... Галя разговорилась, Андрей уже успел узнать, что она знает два языка, любит плавать в бассейне и обожает Петербург. Андрей посмотрел на неё внимательно, как тогда, во время танца, дотронулся до ее руки, потом отвёл осторожно прядь светлых волос с ее лица назад и с тихой улыбкой произнес: - Знаешь, ты замечательный человек, ты…очень интересная девушка. - В каком смысле? - Ну, вот, например, когда, как сейчас, качая головой, забрасываешь волосы назад.- И сымитировал её движение, - Тебе пойдёт тёмная блузка. - Правда!? У меня есть чёрная, просто я сегодня…- осеклась она на полуслове, поймав его улыбку и добрый взгляд. Андрей достал из кармана пиджака листок, развернул его, попросил у бармена ручку. Это стихотворение родилось недавно. Потом он бросил его, но сейчас почувствовал, что поймал концовку и, зачеркнув, написал что-то заново. - Можно прочитать стихотворение? – спросил он у бармена, отдавая ручку. - Пожалуйста, только это вам будет стоить как песня. - Друзья! – произнёс он в микрофон. – Да, да, все вы здесь сегодня мои друзья. Вы знаете, недавно было обнаружено стихотворение Александра Блока, неопубликованное. Разрешите, я вам его прочитаю. Сквозь бокал искрящегося света, Сквозь туман табачной пелены Обратил внимание на эту Девушку, готовую уйти. Вот салат. – Пожалуй, ставьте. Водка, «винстон», под рукой, Ну, так, кто же?! Зажигайте Вечер, серенький такой. Ведь так просто, пригласите Для начала танцевать, На колени посадите. Руки, руки, не спешите Их так низко опускать. Вы об этом говорите? Ах, как мило! Да постой, Блузку, блузку не помните. Всё, поехали домой. Сквозь бокал искрящегося света, Сквозь туман табачной пелены Обратил внимание на эту Девушку, которой не уйти. Девушка за столиком зааплодировала. - Надюша, давай споём?! Спели «Айсберг», «Воскресенье», перепели всего Антонова, Андрей даже замахнулся на «Yesterday», но под свист моряков сбился с ритма. Пели долго, до хрипоты, под конец, по мере выпитого пива, переходя на крик. Бармен дважды требовал рассчитаться. Когда денег у всех оставалось только на такси, Надя выбрала последнюю песню «про зайцев»: …А нам все равно, а нам все равно Пусть боимся мы волка и сову Дело есть у нас, в самый жуткий час Мы волшебную косим трын-траву Развезя девушек по домам, Андрей поехал на Базу. Машина мягко катилась по пустынным улицам спящего города. Из радиоприемника зазвучала знакомая, немного подзабытая мелодия: «…I wonder how, I wonder why? Yesterday, we talked about blue blue sky, and all that I can see, it’s just a yellow lemon tree…». Свет автомобильных фар впереди раздвигал сплошную стену падающего огромными хлопьями снега, выхватывал из черноты ночи электрические столбы, мигающие желтым светофоры, тумбы остановок, киоски, рекламные щиты. Вот Дед Мороз, приветливо протягивает навстречу красную кружку с ароматным напитком. Дальше, за поворотом на следующем стенде, пара мохнатых ножек, покрытых рыжеватой шерсткой с судорожно поджатыми пальчиками на холодных каменных плитах средневекового замка, с убедительностью доказывают преимущество современных интеллектуальных систем подогрева полов. Усталость давала о себе знать, но на душе уже было легко и спокойно. Зазвонил телефон. Андрей взял его в руки и прочитал: сообщение: «ГДЕ ТЫ?». Он улыбнулся и тут же набрал текст SMS: «Даже розовые пупырышки на твоей белой попке, для меня, что звездочки на утреннем небе», нажал «отправить», помедлил, держа телефон в руке, затем решительно выключил его и убрал в карман куртки. Он попрощался с городом и закрыл за собой дверь. Расплатившись с водителем, Андрей прошёл на территориюБазы. Сразу слева над пристанью нависала громада атомохода. Яркийсвет берегового прожектора выхватывал из темноты нос корабляс гордым названием, оттеняя чёрную броню борта с налипшимснегом. Казалось, корабль врос корнями в эти скалы, привязанный кберегу десятками канатов, соединенный с землёй множеством проводовразной толщины. Но Андрей знал, что внутри атомохода ужекоторый день кипит круглосуточная работа, идёт запуск энергетическойустановки в строгом соответствии с утвержденным планом.Один реактор уже «дышал», оживленный рукой человека, под контролем тысячи датчиков и приборов. Другой терпеливо ждал своейочереди. «Внимание экипажа: произведён запуск ядерного реактора№1» – произнося эти слова по общесудовой трансляции, Андрей и посей день испытывал чувство гордости и волнения. Сам он несколько лет управлял ядерным реактором, но и теперь, занимая более высокий пост, любил наблюдать за стрелками приборов, завороженный точностью и совершенством процессов, происходящих внутри него. Обладая скорее образным мышлением, он идеально подходил для этой работы. Ведь просто так зазубрить на память десятки алгоритмов действий в различных ситуациях, значений контролируемых параметров, конечно, возможно, но…? Обычно, у претендентов на право управления реактором уходило на это больше года. Он же уже через несколько месяцев после появления на атомоходе сидел за пультом, допущенный к самостоятельной работе. Дело в том, что он одушевлял реактор в своём сознании, воспринимал его как единое живое целое, мгновенно оценивая влияние одного отдельного «возмущения» – отклонения параметров системы на остальное оборудование и работу системы в целом. И даже сейчас, спустя годы, занимая другой пост, с интересом наблюдал при пуске ядерного реактора, как по мере подъёма поглощающих стержней растут показания приборов, меряющих число ядерных распадов, делений. И вот наконец «задышала» пусковая аппаратура и периодомер застывает в устойчивом, расчётном диапазоне. Даже бильярд, игра, к которой он пристрастился в последние годы, вызывала у него ассоциации с ядерными реакциями. Ему нравилось, посылая одиночный шар в пирамиду, представлять, как тот, словно нейтрон, проникает в ядро урана, заставляя его разбухать и разлетаться на осколки. Или после работы на большой мощности во льдах, когда сжатие ледовых полей достигает такой силы, что остаётся только терпеливо ждать. Мощность реактора снижается, и потом, в течение нескольких часов тот «отравляется» ксеноном, вынуждая оператора поднимать стержни, регулирующие нейтронный поток. Словно обжора после сытного обеда, которому требуется рюмочка-другая коньяка, чтобы взбодриться. Андрей посмотрел на часы. Ложиться уже не было смысла — в восемь ему принимать вахту. Он открыл холодильник, почти полностью заполненный синими баночками с пепси , помедлил, вытащил оттуда пластиковую бутылочку «Actimel”, встряхнул, открыл колпачок и разом выпил ее содержимое. По всему телу сразу разлилась бодрящая свежесть. Он взял в руки баскетбольный мяч и пошел в спортзал. Бросал долго, пока мячик не стал уверенно ложиться в кольцо с любого места небольшой спортивной площадки… В ЦПУ зашёл третий механик Корсаков. – Посиди здесь, подмени. Схожу в каюту минут на десять, – попросилАндрей. Вышел на палубу и сразу упёрся взглядом в освещённыефигуры на берегу. Один из них был Рудаков – начальник Базы. Ончто-то говорил и указательным пальцем дотрагивался до груди кивающего Войцеховского, другой рукой поддерживал за локоть девушку. Белые сапожки, пышно отороченные снаружи искусственным мехом, бриджи, короткая курточка с таким же меховым кантом на откинутом капюшоне, темные волосы с проседью от падающего снега. Это была Марина. Откуда она здесь, почему? Руки стали ватными, ноги подкосились. Простое объяснение, что фирма, где она работает, поставляет нефтепродукты, в том числе и на Атомфлот, даже не появилось в этот момент у него в голове. Он пошел в каюту, сел в кресло за письменный стол. Через несколько минут раздался телефонный звонок. Это был Корсаков. – Викторыч, Войцеховский звонил, тут это... экскурсия будет по отсеку,подходи. На первом реакторе закончили физические измерения, и Андрей дал команду к началу его разогрева. Огромные многотонные корпусаядерного реактора требовали бережного, равномерного прогрева, поэтому на ледоколе в обычных условиях, как правило, даже удлинялинормативное время, растягивая его на многие часы. В ЦПУ вошёл Войцеховский с Мариной. Видно было, что он с удовольствием выполнял порученную ему роль гостеприимного хозяина. Андрей доложил о начале разогрева реактора. Войцеховский, не отвечая, кивком головы принял команду и повёл Марину по ЦПУ, задержавшись у пульта управления реактором, объясняя общее назначение разных кнопок. Только после этого представил ей Андрея.– Очень приятно. Марина Владимировна, – приветливо улыбнуласьона и подала ему руку как ни в чём не бывало. – Марина Владимировна, если хотите – реакторы не на мощности,сейчас совершенно безопасно, «чисто, как в аптеке», – добавил Войцеховский свою любимую фразу. – Можете побывать в отсеке, взглянуть, так сказать, на сердце корабля. – Я с удовольствием. Видно было, что она была готова к этому предложению. – Андрей Викторович, командуйте. Ну, а после прошу ко мне, пообедаем, – закончил Войцеховский, обращаясь к Марине. – Старшему мастеру АППУ Сапожникову прибыть в ЦПУ, – объявилАндрей по общесудовой трансляции. – Иван, проведёшь девушку по отсеку, – отдал распоряжение Андрей,когда Иван, запыхавшийся от быстрого бега, появился в ЦПУ. – Следи за ней, – тише добавил он, – чтобы ничего пальцем не тронула. – Ничто так не успокаивает, как инструктаж по технике безопасности, – произнес он, отвернувшись к пульту, уже обычным голосом. Инженер-дозиметрист включил камеры слежения, начал проверкуаппаратуры контроля санитарной зоны. Строго говоря, весь корабль,включая производственные и жилые помещения, был разделён на санитарные зоны по мере удаления от сердца корабля – ядерного реактора. Это обеспечивало, с одной стороны, абсолютную невозможность выхода радиоактивности при неких, гипотетически возможных неполадках, а с другой – возможность управлять и контролировать все физические процессы со стороны людей, не подвергая их риску заражения. Кроме того, сама зона, в которой находится ядерный реактор и всё оборудование, контактирующее с I контуром, размещено в центре судна, в совершенно изолированном, практически цельном металлическом коконе. Для контроля над радиоактивным состоянием этого центрального отсека там во всех помещениях установлены специальные датчики, показания которых выведены на пульт дозиметрического контроля в ЦПУ. Именно эти помещения и предстояло посетить теперь Марине. На самом деле радиоактивное излучение постоянно окружает насв природе: космические лучи, изотопы природного урана, находящиесяв гранитных массивах, отвалах угля. С этой точки зрения ледокол, с его мощной наружной броней, несмотря на наличие ядерного реактора, был ещё более «чистым», радиационный фон внутри помещений ледокола, который фиксировала аппаратура, был даже ниже, чем,скажем, в крупных городах с массивными каменными строениями. Ноконтроль должен быть обеспечен. На всякий случай. На атомоходемного сделано на всякий случай, чтобы такой случай никогда не наступил. Именно специалисты службы радиационной безопасности постоянно следят за показаниями сотен датчиков, анализируют динамику их изменения для контроля за герметичностью оборудования ядерного реактора. Перед посещением отсека персонал переодевается в специальную одежду. При выходе из особой зоны все обязаны проходить рамку дозиметрического контроля, подобно турникету в аэропортах, что не позволяет даже малейшему загрязнению проникнуть за пределы отсека. В случае срабатывания датчиков персонал направляется в зону санитарной обработки (обычные душевые кабины), затем опять рамка дозиметрического контроля. Посетители могут и не догадываться, что все их перемещения контролируются специальными камерами слежения, включая пространство перед рамкой контроля.Однообразие вахт в ЦПУ заставляет искать какие-либо развлечения.Просто следить, как из одного помещения в другое, последовательнозакрывая за собой массивные стальные двери и открываядругие, перемещаются одинаковые фигурки в белоснежных хлопчатобумажных бахилах, штанах, халатах и шапочках – это было интересно. А ещё представлять, что под одним из бесформенных халатов скрывается… ну, в общем, «моряки, что дети, и ничто земное им не чуждо» – так можно перевести на литературный язык известный морской афоризм. Те, кто оказывается внутри центрального отсека впервые, испытывают определенное волнение. Андрей знал. Первый раз, когда он переступал высокий порог тамбура, когда его просто втянуло внутрь в разряженную атмосферу «аппаратной», он испытал чувство благоговейного восторженного страха, похожее на то, как первый раз «солдатиком» прыгнул с тумбочки в воду бассейна в шесть лет, не зная наверняка, вынырнет или нет.Экскурсия походила к концу, когда старший электромеханик Шубинспросил Андрея: – Ну, что, Викторыч, кино покрутим?. - Как хотите, если делать нечего, - ответил Андрей, сидя за своим пультом. Шубин подошёл к пульту дозиметриста, положил ему руку на плечо: - Михал Михалыч, слышал, давай, дело за тобой, - произнес он, вглядываясь в небольшой чёрно-белый экран в глубине за пультом дозиметрического контроля. Миша взял микрофон: - Иван, Иван, выйди на связь. - Слушаю. - Ну как, закончил обход? - Да, закончили, выходим. - Значит, слушай...э-э-э, покажи, где там, что... душ, раздевалка, ну и вообще, понял? - А-а-а, по-о-о-нял, - протянул Иван. Камеру переключили на санитарный пропускник. Вскоре на экране монитора появилась фигурка Марины. - Марина Владимировна, встаньте, пожалуйста, на зелёный коврик, ладошки приложите сбоку турникета, - пошёл набор экспозиции, примерно через 10 секунд загорелся зелёный разрешающий проход сигнал. - Ну давай, ковбой, нажимай, – тихо произнес Шубин… Миша нажал кнопку проверки звуковой и световой сигнализации, загорелись и замигали все лампочки на пульте и на турникете, раздался звук сирены. Инженер отпустил кнопку, и всё снова заработало в нормальном режиме. - Марина Владимировна, не беспокойтесь, пожалуйста, вероятнее всего это был сбой в работе аппаратуры, но на всякий случай не помешает пройти санитарную обработку. Иван покажет вам, где сложить одежду, а потом в душ и сразу сюда. Прошу вас, не волнуйтесь – тихо добавил он, всем своим видом показывая, что он здесь ни при чём и сделал всё что мог. Из раздевалки вышел запыхавшийся Иван и тоже встал у пульта дозиметриста. Вскоре там собрались все, кроме Андрея и Константина, продолжавшего делать переключения на пульте реактора. Появление обнажённой женской фигуры на телевизионном мониторе слежения вызвало оглушительный одобрительный мужской рёв, так, что появление в ЦПУ главного механика осталось незамеченным. - Прекратить бардак, дозиметрист!- голос Войцеховского сорвался на крик. Мгновенно в ЦПУ воцарилась тишина, все разошлись по своим постам. - Это я приказал, Генрих Оскарович, всё-таки девушка молодая, красивая, пусть помоется, хуже не будет, – произнёс Андрей. Шубин, который уже ничего в этой жизни не боялся, развалился за пультом электродвижения, не сдерживая довольной улыбки. Войцеховский шагнул в его сторону, но остановился. - Я тут слышал, что некоторые несознательные электро... механики крестят своих пилотов перед полетами? Так, Савельевв, сдавайте мне вахту! Андрей написал в вахтенном журнале «12.30 вахту сдал», расписался, написал «Вахту принял главный инженер Войцеховский», подал ему журнал и авторучку. Тот размашисто, на полстраницы поставил свою роспись. Вскоре появилась Марина. Купание пошло ей на пользу: темные, ещё не просохшие волосы обрамляли круглое лицо, которое без косметики казалось совсем еще детским и озорным. - Мы тут, Марина Владимировна, - начал Войцеховский, но, поняв, что она не в курсе, осёкся. – Ну как, понравилось? - Да, вот, только волосы… - Я провожу девушку просушить волосы, – уверенно сказал Андрей. Войцеховский перевел взгляд на Савельева, видимо все еще пытаясь взять ситуацию под свой контроль, но поняв, что только что сам освободил его от вахты, отвернулся с видимым равнодушием на явно покрасневшем лице. - Хорошо, пойдёмте, – совершенно спокойно сказала Марина, подавая Андрею руку. Шубин одобрительно присвистнул. … До головокружения, За миг до кораблекрушения, Там, где силы притяжения Не пугают уже. Забыв про правила движения, Забив на камеры слежения, Я на грани поражения На восьмом этаже… Андрей стоял, прижавшись спиной к закрытой двери своей каюты, и смотрел, как Марина сушит волосы, стоя у журнального столика около дивана. Она небрежно водила феном, больше делая вид, с любопытством разглядывая обстановку каюты, которая напоминала скорее уютный, продуманный до мелочей номер в каком-нибудь скандинавском горнолыжном курорте с мебелью, завезенной сюда прямо из «ИКЕА»: буфет, кофемашина, телевизор Sony, музыкальный центр Panasonic, гитара в углу диванчика, на полу баскетбольный мяч. На стене портреты Че и Гагарина. На книжной полке, среди вороха технических справочников и формуляров она разглядела обложку «Прощай оружие» Хемингуэя, томик стихов Есенина, большой англо-испанский морской словарь. На журнальном столике ноутбук с эмблемой надкушенного яблока на крышке. Приоткрытая дверь в соседнее помещение. На двери плакат, с силуэтом красавца оленя, с золотыми рогами, со снопом серебряных искр из-под копыта, объятого языками пламени, с надписью «БЕРЕГИТЕ ЛЕС ОТ ПОЖАРА». Там, за матерчатым пологом, видна кровать, белоснежное покрывало. «Чисто ТАЙД, - машинально пронеслось у нее в голове. - Нет, скорее АРИЭЛЬ, ведь это именно от него всегда остается особенная первозданная свежесть. А может, здесь на корабле они пользуются МИФом, или даже Персилом? Хм-м». Johnny (oh, yeah), Андрей подошёл, мягко подхватил её руку с феном, правой поднял локон волос, подставив его под струю горячего воздуха, от которого тот рассыпался, обнажив тонкую белую шею. Он наклонился, почти неслышно, слегка коснулся её губами, словно для себя, чтобы почувствовать, настоящая ли она, не исчезнет ли опять. Марина опустила руку с феном. Закрыв глаза, осторожно откинув голову назад, она медленно поворачивала ее, лаская его лицо своими волосами. Он обнял ее сзади. Правая рука сползла вниз по блузке, к брюкам и сразу,не останавливаясь, он отщелкнул пуговицу и потянул молнию вниз.Марина тяжело задышала. Фен упал на пол, продолжая работать. Онбыстро выскользнул из комбинезона, по очереди одной рукой помогаясебе, не отнимая ладони с ее живота, осторожно провел руками снизу,нащупал под бюстгалтером ее голую грудь и замер, прижавшисьвсем телом. Потом содрал с нее остатки одежды… Она жадно ждалаего, он это сразу почувствовал. Ждала его ещё с Никеля, со вчерашнеговечера, который был только прелюдией для этого теперь. Она,как и он, всё это время жила этим ожиданием, копила его и сейчасвыплеснула наружу. Они сбивались, захлёбываясь, каждый в своёмритме, совершенно не думая друг о друге в эти мгновения, как двазверька рвали добычу, боясь, что она скоро кончится и им не удастсянасытиться. Чуть опомнившись, он подхватил её на руки и положил навысокую кровать. Лёг сверху и уже спокойней, с наслаждением, прислушиваясь к её ритму, овладел ею. Телевизор шипел пустой рябью. Он даже не помнил, когда включилего, наверно, когда она закричала. Он встал выключить телевизор,сел на диванчик у письменного стола, поднял и выключил фен. – Где у тебя туалет? Он молча показал феном, который остался у него в руках. Что-тослучилось, она была покорна и спокойна, как-то жалобно предана,словно ждала чего-то от него. Он был взволнован, чувствуя огромнуюважность момента, но словно внутри одеревенел. Она «зажгла» егоза эти месяцы. У него хватало ума понимать, что она искусно, шагза шагом, не делая ни одного неверного движения, «распаляет» егоизнутри, и не мог этому сопротивляться, не умел, потому что привыквсегда сам вести партнёршу, как вчера в танце, а она ускользала, постоянно меняя правила игры, которые до этого сама же и устанавливала, не давая ему времени приспособиться. Вот и сейчас, как я теперь буду без неё, что ей теперь сказать? ...Скажи, не молчи, Что любишь меня! Скажи, не молчи, Что любишь меня! Глаза закрываю и будто бы легче. Опять вспоминаю последние встречи. Скажи, не молчи, Что любишь меня!.. Марина оделась. Она уже взяла себя в руки, покорность куда-то уходила, уступая место прежней, хладнокровной. Она несколькими решительными движениями расчесала волосы, достала из сумочки духи, распространяя вокруг аромат мандарин, аниса и жасмина. Он занервничал, пытаясь что-то придумать. – Знаешь, мне кажется тебе надо как-то... ну, в смысле, нам… – Что? – выжидающе спросила она. – Это ведь не жизнь, надо как-то... посерьёзней… Бред, бред, лучше бы молчал, нет, не лучше. За эти четыре месяцая её потеряю. Ну, так скажи же ей, что ты трусишь! Что? Что мнехорошо с ней как ни с кем, что я хочу её постоянно? Она это и такзнает – женщину не обманешь. А сколько таких, как я, смотрят на неётакими же глазами? Боже, я её теряю! – Ну, я имел в виду,…может нам…может тебе... «Всё, не могу, не смог, струсил, не вошел в эту дверь», – пронеслосьу него в голове, он резко отвернулся, взял в руки гитару. Она уходила: – Давай, счастливо тебе! Привет йоге, копи силы на старость. Не скучай. Дверь закрылась, он в отчаянии отбросил гитару, закрыл руками лицо. - "overdose"... зачем, зачем она пришла? Теперь и здесь. Это была не каюта.Это был его ашрам, келья, и тюремная камера на время рейса одновременно, и теперь всё, всё здесь будет пропитано ею. – Ведьма, ведьма, что она со мной делает, – шептал он, уткнувшисьв ладони. ...Под холодный шепот звезд Мы сожгли последний мост, И все в бездну сорвалось, Свободным стану я От зла и от добра, Моя душа была на лезвии ножа... – Второму механику Савельеву пройти в ЦПУ. – Голос Войцеховского,разнесшийся по общесудовой трансляции, застал её на выходеиз коридора. Она выскочила, низко опустив голову, прямо на сходнимимо группы людей. – До свидания, – сказал кто-то из них. Она резко остановилась, обернулась, подошла и положила ладоньна грудь вахтенного матроса в полушубке и неожиданно искренне и взволнованно произнесла: – До свидания! Счастливого плавания! И почти бегом сбежала со сходней. Все промолчали. Ориентация Север Я хочу, чтоб ты верил, Я хочу, чтоб ты плакал, А я не буду бояться, Что нам нужно расстаться, Что мне нужно остаться ... Слёзы, смешиваясь со снегом, застилали глаза: «Ну почему, почему все самое страшное всегда со мной? Ты моя изодерма," - так он ее назвал как-то после очередной безумной ночи. "Изодерма. Кто она? Что это значит? Дурак. Да, откуда он взялся на мою голову?!» Всё, абсолютно всё в нём казалось ей совершенным. Уже после первой ночи она испугалась этого и с ужасом постоянно находила тому подтверждения. Если он сознательно вёл себя так с ней, значит, он Демон, если бессознательно, то Ангел. Демона она боялась, а Ангела ненавидела, одновременно обожая. Ненавидела именно за то, что обожала. Тогда, в «Меридиане», когда он, ожидая её в фойе гостиницы, играл на рояле какие-то импровизации, это было невероятно. Она так и не решилась у всех на глазах подойти к нему одна через всё фойе. Простояла за колонной, потом вышла на улицу, позвонила ему по сотовому. Тогда она поняла – ей не удержать его, рано или поздно он уйдёт и разобьёт её сердце - уже навсегда, и никто, даже маленький пятилетний Артёмка не спасёт её тогда, она пропадёт, не поднимется снова, больше не встанет на крыло. Надо было как-то избавиться от него, но она уже не могла быть с другими мужчинами. Пыталась, но не хотела, не могла. Она была в отчаянии и всё глубже и глубже падала в этот омут. Ничто не помогало. Она ничего не говорила подругам, таская их по очереди с собой в надежде, что хоть кто-нибудь увлечёт его и она сможет вырваться. Вот и сегодня, она не смогла отпустить его просто так, не увидев. -Демон, - шептала она – Демон, холодный и бездушный, как этот его ледокол. А с детства была крылатой… Настанет день, настанет час разлуки В моих глазах ты прочитаешь - нет. Сожму до боли за спиною руки Чтоб дрожью мой не выдали ответ. На этот раз все будет по-другому, Спокойна буду, молча холодна. Открою дверь, но встану у порога, Твоя любовь мне больше не нужна. Это было немыслимо. Втянуть женщину в отношения между мужчинами на корабле?! В ЦПУ наступила гробовая тишина, остальныечлены экипажа недоуменно переглядывались, услышав о понижениив должности Савельева. На самом деле, отношения Савельева и Войцеховского с самого начала складывались непросто. Войцеховский в первую очередь был «профессионал». В свое время он пришёл на атомоходы из ведущего московского энергетического вуза, в отличие от Андрея и большинства других моряков, окончивших Морскую академию. Поколение Войцеховского – это космос, фортран, бейсик, термояд, чертежные доски, карандаши кохинор, асуанская плотина, растворимый кофе, гитара у таежного костра, Самотлор, плащи болонья, альпинистские восхождения, литературные объединения. Работа над диссертацией, летом теннис на кортах Коктебеля, зимой две недели на Домбае. ... Нас провожает с тобой Гордый красавец Эрцог. Нас ожидает с тобой Марево дальних дорог. Но это еще и радиоприемник "Riga" на кухне, ночь напролет скрепким чаем, кофе, самиздат, кинофильмы на пыльных полках спецхрана. Теперь они, как выпущенные на свободу разные, но долго сжимаемые до одинакового предела пружины жадно рвались вперед.Амбициозный от природы, Войцеховский и на береговой работе наверняка добился бы успеха, но в свое время выбрал Арктику, атомоходы. Работая на ледоколе «Ленин», за несколько лет, прямо на борту корабля, он построил по чертежам настоящую морскую яхту, получип все необходимые разрешения и в очередной отпуск сам перегнал ее вокруг Европы в Черное море. ...Это мы придумали Windows, это мы объявили дефолт, нам играют живые Битлз, нестареющий Эдриан Пол. Максимализм, требовательность к себе, принципиальность проявлялись теперь и в его критическом отношении к подчиненным. Но многие из них, включая Андрея, еще помнили того Главного, прежнего, недавно ушедшего на пенсию, который, сколько все себя помнили, всегда был только Главным и во многом от этого, да и в силу своего душевного склада, мог позволить себе не только требовать, но еще и любить, относиться к подчиненным с добротой, принимая на свой счет все их промахи и недочеты. Впрочем, Андрей сейчас об этом не думал. Ведь он и сам не скрывал своих честолюбивых планов. Закончив с «отличием» академию, он и на флоте шёл прямо к цели, как ледокол.На атомоходе между товарищами-сослуживцами и вообще в группе атомных судов Андрей имел две совершенно противоположные репутации. Одни, меньшая часть, признавали Андрея чем-то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись. К карьере он относился, как к спортивному соревнованию, с удовольствием воспринимая любой вызов и ища повод отличиться. Однако на атомоходе это было непросто. Современное оборудование, практически все технологические процессы автоматизированы или строго регламентированы. Поэтому, кстати, тому же Войцеховскому приписывали фразу: «Оператору ядерного реактора платят не только за то, что он делает, но еще и за то, что он знает, что надо будет сделать, если что-то случится». На самом деле, в таком решении Войцеховского была и вынужденнаямера. К этому моменту стало ясно, что штатный второй механикне сможет пойти в рейс. В ночь у него вырезали аппендицит. Егозаменит Андрей, а освободившуюся должность «старшего вахтенного» будут «обрабатывать» сам Войцеховский и другой механик. К томуже это дополнительный заработок, а деньги на флоте считать любяти умеют. Острота обиды вскоре притупилась из-за большого количества забот, свалившихся теперь на Андрея. Помимо обширного и хлопотного хозяйства второго механика Войцеховский оставил на нём и его прежнее «заведование» на время подготовки к выходу в рейс, тем самым косвенно подтвердив временный характер понижения в должности. Физические измерения реакторов, разогрев, оживление механической установки, подача пара, запуск вспомогательного оборудования. В промежутках устранение проявляющихся неисправностей, получение запасов, переход на собственное электроснабжение судна, запуск главных турбогенераторов. За весь рейс персоналу потом не придётся делать столько переключений, проверок оборудования и алгоритмов, сколько за эти несколько дней перед выходом в море. Это время проверки экипажа на профессионализм и слаженность действий. И в результате, через три дня лаконичный доклад главного механика капитану: «Силовая установка судна готова к выходу в рейс». С этого момента вся гигантская мощность ледокола, сложнейшее оборудование, труд тысяч учёных, изобретателей, инженеров, строителей, повседневная работа десятков человек на своих рабочих местах - все это в ожидании одной команды капитана: «Поехали, малый вперед». Штурман на мостике поворачивает рукоятки, и… огромная махина атомохода вздрогнет, набирают обороты три винта ледокола и не будет ему удержу в бескрайних просторах Арктики, по которой он соскучился за этот, почти уже год вынужденного безделья. А пока заказаны буксиры на большую воду, взят лоцман. - Внимание провожающих, покинуть судно, - прозвучала команда вахтенного помощника. И Андрея пронзило, защемило воспоминание о Марине. Иди ты к черту! Надоело Ждать телефонного звонка. Как будто нет другого дела, Как только думать про тебя! Как будто я не жил иначе: Ходил в кино, играл в футбол. Влюблялся через день и чаще, Но не цеплялся за подол. Был лучше - чище и добрее. Смеялся, плакал над собой. Честнее был сто крат, смелее. Плевал на все, когда был злой. Любил вокзалы, радость встречи, Любил поспорить ни о чем. Чтоб до пьяна, держась за плечи, Болтать с друзьями обо всем. Теперь, как пес цепной на дворне: Считаю в комнате углы, Ищу в словах намеки, корни, Все планы счеты и мечты. В смятенье каждый раз встречаю: Придешь ли, любишь?! Вечный страх. Ничто вокруг не замечаю, Лишь ты, как шоры на глазах. Но, боже мой, какое счастье! Увидев милые глаза, Отдаться снова нежной страсти И пить любимые уста! Подошли к приёмному бую, отдали лоцмана. Всё, ледокол закачало,вышли в Баренцево море. «Теперь будет бросать из стороны в сторону как утку, по… Продолжение » |