Михаил Русов

     воздохновение

(или контрабандный роман с вечностью)

Санкт-Петербург 2011 год

                                                    A long time ago in a galaxy far, far away...

ЧАСТЬ 1. ПРОЛОГ

Когда-то, на этом пустыре стоял дом. Типовая панельная пятиэтажка. Такая же, как и остальные дома этой серии. Потом этот дом исчез. Разом, вместе с жильцами, его населявшими, со всей памятью вокруг него...

Какое отношение эта пространственно-временная аномалия имеет ко мне? Вроде бы никакого. Ведь я только слышал о людях, которые что-то еще смутно помнили об этом, даже не был лично с ними знаком. Хотя тогда, больше десяти лет назад, стоя на этом месте, я готов был подписаться под каждым их словом. Теперь все мертво, остался только смутный след от былой памяти. Но все эти годы, та история, так или иначе, не давала мне покоя.

Я думаю, что такие явления происходят вокруг нас постоянно. Просто мы не замечаем их. Мы и не должны этого замечать. Но иногда происходит сбой. Это и есть дежавю. Впрочем, весьма вероятно, что тот злополучный дом, смутил умы обывателя вовсе не тем, что он исчез, а тем, что так и не появился на свет. Должен был, вот, вот, уже почти, но… что-то не сложилось в последний момент. Люди это почувствовали. Тогда получается, что этот парадокс, ничуть не большая аномалия, чем соседняя, состоявшаяся, из стекла и бетона.

В последнее время я задаю себе вопрос: из-за чего происходят такие события? Почему, вообще, происходят разные События? Какие последствия имеют наши поступки и что это такое – Поступок?

Помните ли вы свое самое первое детское путешествие на поезде?В летний лагерь или к родственникам в деревню?…Кажется, что на привокзальной площади собрались разом вседети нашего города. Над площадью стоит ровный гул из тысяч слов,всхлипываний, звонких детских выкриков.

– Ну все, сынок, пора прощаться, дальше мы не пойдем. – Отецкладет мне руку на плечо. – Помни, что я тебе говорил: доедешь доМосквы, там переберешься на Павелецкий вокзал. В Воронеже тебявстретит тетя Вера, она ждет тебя.

– Я помню, помню – слушать ее во всем, отец, – нетерпеливо перебиваю его я.

– Если разминетесь или, не дай бог, отстанешь от поезда, – продолжаетон, – не хнычь, пойдешь на главпочтамт или лучше в ближайшийинформационный центр, они теперь есть почти везде. Назовешьсвое имя, они помогут связаться с нами. Мама украдкой плачет:

– Может, останешься, сынок?

– Прекрати, – обрывает ее отец. – Мы ведь уже столько раз все обсудили. Это его собственное решение. Ничего, научится жизни, окркпнет, наберется ума, осенью вернется. Все будет хорошо. – Он кашлянул, отвернувшись, приложил ко рту носовой платок. Мама заботливо поворачивается в его сторону. – На вот, носи, – отец достает из бокового кармана пиджака наручные часы, протягивает мне. – Самозаводящиеся... давно же я их... – Он снова отворачивается, поднеся носовой платок к лицу, украдкой вытирает глаза.

– Спасибо.

– На всякий случай, смотри, вот так подводятся стрелки, за этот барашек. Без надобности не крути, лучше уж дождись, пока круг пройдет. Так, сколько сейчас там времени?

Мы одновременно смотрим на башенные часы над центральнымвходом вокзала, и отец, установив стрелки, надевает часы мне наруку. Мать продолжает плакать:

– Сынок, не кури и мой руки перед едой, помни, у тебя слабыйжелудок. И пожалуйста не играй в карты... в незнакомой кампании, - со вздохом добавляет она.

Через центральные арочные двери я попадаю в огромный зал,полностью заполненный детьми примерно моего возраста. Ко мнеподходит приветливый молодой человек, спрашивает имя, что-то отмечает авторучкой в списке, дает билет…

В купе у окна уже сидит полный мальчик в очках с ароматнымсвертком в руках. На столе стоит пакет томатного сока, кефир, бутылкаминеральной воды. Рядом с ним на сиденье несколько стопок книг,стянутых бечевкой. Сразу за мной входит долговязый пацан в пробковом шлеме с номером 911 на красной футболке, с биноклем на шее и походным рюкзачком за плечами. Ставит в угол бамбуковые удочки и сачок для ловли насекомых, вытаскивает из ранца книжки. "Сетон Томпсон. Рассказы", "Маугли. Р. Киплинг", "Дж. Ф. Купер. Последний из Могикан", "М. Твен. Приключения Тома Сойера и Гекльберрифинна"

– Привет, кексы! Ну, кто на новенького?! – громко приветствует оннас, вынимая наушник аудиоплейера из уха.

Ну что тебя, так тянет танцевать,

Мне не понять, мне не понять,

Тебя мне не понять.

Когда в тебя вселился этот бес,

И до ре ми, фа соль ля си

И спаниэль… – слышатся слова некогда популярного шлягера.

-Прикольный музон. это я уже здесь скачал, - он протягивает мне наушник, - это твои книги? – обращается он ко мне, проведя пальцем по корешкам книг, лежащих на верхней полке. – Хм-м, дашь почитать?Та-а-к, надо сверить время, сколько на твоих, – берет меня за запястье и подносит к своему, на которое надеты часы с картинкой Микки-Мауса на циферблате.– Что это? – он протягивает свободную руку к моему носу и тутже делает резкое движение вниз. – Саечка за испуг! – Смеется. – Так,пирожки с капустой?! А ну, дай попробовать, – обращается к нашемупопутчику. – Вкусно! Да ты у нас бывалый путешественник, как я погляжу!

Так у нас появляются клички: Бывалый, Трус – это я, и Балбес. Последним появляется хрупкий юноша со скрипкой в руках. Его за рукуприводит тот молодой человек, который дал мне билет. Усадил егона нижнюю полку у окна, положил рядом стопку книг, пожелал всемсчастливого пути. «Айболит, Мойдодыр и другие сказки…» К. Чуковского, «Чук и Гек», «Тимур и его команда» А. Гайдара, «Лев, колдунья и платяной шкаф» Льюиса, «Малыш и Карлсон» А. Линдгрен, «Винни Пух» Милна, «Чарли и шоколадная фабрика» Даля, «Питер Пэн» Дж. Барри, «Удивительный волшебник из страны Оз» Ф. Баума, «Сказкии пьесы» Е. Шварца, двухтомник карикатур Х. Бидструпа и немного странная в этой кампании на первый взгляд занимательная физика Я. Перельмана Кличка к этому мальчику так никакая потом и не пристала…

Сначала никто даже ничего толком не понял, потому что поездатронулись одновременно со всех платформ. Плавно, долго не набираяскорость, словно в последний раз проверяя нашу решимостьотправиться в путешествие. Балбес на ходу выскочил на перрон истроил нам рожицы, прислонив лицо к стеклу снаружи. Он бежал досамого края платформы, но в последний момент все же вскочил наподножку. За окном проплывал привычный пейзаж: нарядные фасады,черепичные крыши, рядом, на изумрудных лужайках щиплютмолодую травку светло-розовые, в отблеске заходящего солнца,слонята. У одного, пасущегося поодаль, на спине можно разглядетьчто-то вроде небольших пчелиных крылышек, а уши кажутся скорееразноцветными фантастически огромными цветочными бутонами.Собственно, до Москвы поезда так и будут идти примерно одинаково,встречаясь вместе на узловых станциях. Так что мы будем выбегатьна платформу, бегать по перрону, резвиться, пинать футбольный мяч,покупать мороженое. Будем встречать знакомых с соседних поездов,ходить друг к другу в гости, обмениваться книгами. Несколько человекиз нашего поезда, говорят, перешли туда с вещами насовсем. Я оглянулся назад вдоль прямого, как стрела, железнодорожного полотна.Вдали, у самой линии горизонта, все рельсы сошлись в одну точку.Родной город пока еще помнился, но становился уже светлой тенью,неясным воспоминанием…

Медленно минуты уплывают вдаль

Встречи с ними ты уже не жди

И хотя нам прошлого немного жаль

Лучшее конечно впереди

Скатертью скатертью дальний путь стелится

И упирается прямо в небосклон

Каждому каждому в лучшее верится

Катится катится голубой вагон...

Мне никогда еще не было так весело! Теперь уже мы и сами не отставали от Балбеса. Бегали по поезду, придумывали шалости и озорничали. Один только Мальчик сидел на своем месте, смотрел в окно и улыбался нам в ответ. Не доезжая Москвы, где-то за Тверью, он вышел на своей остановке. Его встретила пожилая женщина, наверное,бабушка. Пожалуй, именно после этого мы окончательно «отпустилитормоза». Пейзаж за окном изменился. Все чаще встречались покосившиеся пустые избы с заколоченными накрест темными глазницами окон, фабричные корпуса за однообразно серой бетонной лентой забора да изредка пустыри с торчащими коробками многоэтажек…

В Москве Балбес притащил в купе какого-то верзилу. Тот сказал,что сам он из Кемерово, что ехать надо в Крым, там тепло, там яблоки,да и вообще, мы сущие слюнтяи и только из жалости к нашемузаблудшему детству он готов нянчиться с нами.

– Детям до восемнадцати нельзя, а сейчас, – он посмотрел насвои часы, – семь вечера, значит, можно... – Достал из пакета бутылкувина, бросил на стол колоду игральных карт. - В подкидного, или переводного? А может сразу "забуримся"?

Не доезжая Белгорода, Бывалый привел в купе двух девчонок…Дальше провал в памяти, черная дыра…

Я лежу в больничной палате: в животе урчит, голова заполненадавящей изнутри пустотой. Рядом со мной на стуле сидит долговязыйпарень с синим, заплывшим глазом. Он сказал, что мы ехали изМосквы в Крым, что я напился, меня тошнило, поэтому я здесь, в городской больнице. Если бы я тогда не «отключился», то нас бы всеравно ссадили. Была драка, кто-то выбил стекло в тамбуре. Еще онсказал, что уезжает, и пришел попрощаться. Встретил «реальных пацанов», едут в Астрахань. Они на машине, ждут внизу. Потом пошарилвокруг глазами, взял с тумбочки карандаш, достал из кармана рубахисигаретную пачку. Нацарапал что-то:

– Вот адрес, поправишься, приезжай. – Засунул мне под подушку…

…Вера да надежда, любовь.

«За» голосуют тысячи рук,

И высок наш флаг.

Синее небо да солнца круг,

Все на месте, да что-то не так.

В небе над нами горит звезда,

Некому кроме нее нам помочь…

Светлый, аккуратный, современный город. Наверное, я бы хотелкогда-нибудь тоже здесь поселиться. На стадионе мальчики гоняют вфутбол. Среди них выделяется один невысокий коренастый мужчиналет пятидесяти на вид в вязаной шапочке. Что-то отрывисто кричит.Вот, получил пас, сразу удар, мяч летит впритирку со штангой, гол.Дальше, в кафе на углу – свадьба. Взглянул на часы, видно, пока лежалв больнице, завод кончился, надо бы с кем-то свериться... досталпачку сигарет, машинально покрутил в руках, курить все еще не хотелось. Свернул с бульвара на боковую улицу. Высокие арочные двери привлекли мое внимание. Сбоку табличка:

«ИНФОРМАЦИОННО-КОНСУЛЬТАЦИОННЫЙ ЦЕНТР».

Из любопытства я толкаю тяжелую створку двери. Внутри прохладно и тихо. Мягкий свет падает сзади из высокого окна, освещая просторный зал. Молодой человек в белой рубашке с короткими рукавами с табличкой «Консультант» на груди встал из-за стола, приветливо улыбнулся, представился.

– Проходите, пожалуйста, как ваше имя? Я замялся. – Я понимаю, ничего, просто, знаете ли, обязан спросить, формальность. Итак, вы путешествуете….

Он предлагал мне автобусный тур по Золотому Кольцу: Псков, Новгород, Ярославль, Ростов – колокольные звоны.

– Сначала главный колокол вступает, ему вторят голоса других,поменьше..., а вот хороший маршрут, Русский Север, с посещениемСоловецкого монастыря и острова Валаам. А какая там природа!Сейчас как раз самое время – белые ночи, – он протянул мне буклет.

Вечерний звон, вечерний звон,

Как много дум наводит он...

Мы разговорились, и он немного рассказал о своем Центре. Яспросил, есть ли здесь еще подобные организации. Он сказал, что вмире примерно с десяток крупнейших Информационных Сетей, простоисторически в этом регионе их Сеть представлена наиболее широко.

– Мы уже столько лет работаем, все здесь знаем, – улыбнулсяон. – Людям удобно. У нас ведь не только туры. Правда, в последнеевремя некоторые стали реже заходить сюда, пользуются дистанционно.Удаленный доступ называется. Что же делать, прогресс, мы с пониманием относимся. Хотя периодически следует появляться, чтобыобновить информационное обеспечение, да и вирус ведь тоже можнопоймать. В принципе, во всех основных Информационных Сетяхтолько лишь операционные системы… – Он замолчал, подняв глазакуда-то за мое плечо. На лице его появилась радостная улыбка. Яобернулся. У дверей стояла молодая женщина с папкой бумаг в руках,лет тридцати на вид. Темное каре, черный деловой костюм, юбка доколен, воздушный белый шарф. На лацкане пиджака прикрепленатабличка с названием организации и еще имя: «Надежда – гид». Онамельком поймала мой взгляд, скорее из вежливости.– А знаете что! – воскликнул Консультант: – возьмите-ка вы ихвсе! – И он стал складывать передо мной на столе разноцветные листы,буклеты с описанием заманчивых путешествий. – Посмотрите,соберитесь с мыслями и тогда приходите, обязательно придумаемчто-нибудь...

Я медленно шел по бульвару, сел на свободную скамейку, закрылглаза. Все тело, голова были наполнены звонкой тишиной.– Мш-мш-мш-мш… – шептал воздух вокруг меня какую-то радостнуюполузабытую мелодию. Я открыл глаза – несколько пар стрекозносились около моего лица в непрерывном летнем танце, издавая бирюзовыми крылышками веселую трескотню. Мимо шла девушка, тасамая, которую я встретил в Центре. Теперь я готов был поклясться,что она улыбнулась мне! Стрекозы увязались за ней, и я стал провожатьих взглядом, пока женщина не зашла в стоявший невдалекеэкскурсионный автобус. Он тронулся с места, стал разворачиваться,и я смог прочитать нарисованную на его боку надпись – ВОРОНЕЖ – ителефон туроператора.

В пятнадцать лет я впервые поцеловал женщину в губы. Она была богиней...

Ах, девочки, девочки! Златокудрые ангелочки с голубыми глазками, длинноволосые морские русалочки и зеленоглазые лесные феи! Это все вы: золотые коготки и слезинки, записочки с сердечками, персиковые щечки, поцелуйчики и острые язычки, яркие банты; наши костюмчики: белые рубашки с бабочкой, шорты, гольфики, чешки на уроке танцев. Новогодние маскарады и первый день рождения: четыре свечки в большом торте. Ведь это именно ты предложила тогда поиграть в больницу, а когда взрослые вытащили нас из-под стола, все свалила на меня! Дома отец первый раз в жизни выпорол меня. А в понедельник утром в детском саду ты спрашивала меня со слезами на глазах: «Тебе очень больно?». Это ради тебя я прыгнул тогда в лужскую воду с утеса первый раз, вниз головой, чтобы показать, что не боюсь ту речную акулу - сома, что напугал нас в камышах. И в этот же день доставал лилию из заболоченного пруда для твоего венка, холодея от ужаса, когда сам водяной щекотал меня за пятки. Это ради тебя я дрался на деревянных мечах, кидал мяч через сетку, прыгал с огромной высоты вниз на песчаный откос. Все вы девчонки тогда точно знали, что в банный день мы сгрудились около бревенчатой избы и подсматривали сквозь всему лагерю известную щель в запотевшем окне. А в конце лета за тобой приехал отец и увез на горбатом «москвиче». Ты даже не попрощалась со мной!

Ах, девочки! Точите, обламываете об мальчиков свои коготки, как первые молочные зубки, пока не вырастут настоящие…

Потом наступило Средневековье. Вернувшись осенью в школу, я почувствовал, что ты стала другая: сторонишься, убегаешь сразу в свой девичий мир на переменках и после уроков; стесняешься, что стала выше меня ростом, и надо мной же потом зло смеешься при всех. Тогда мы сбиваемся в свои мальчишечьи стайки и ватаги, у нас появляется главарь. Но через год уже вся школа знает, что ты теперь его девчонка, а я …а я все еще предпоследний в шеренге на уроке физкультуры…

Летом, на прощальном лагерном костре, под утро, ты пробежала мимо меня, ничего вокруг не замечая, прямо, сквозь кусты, простоволосая, с искусанными в кровь губами. Тогда что-то екнуло и оборвалось у меня в душе. С этого момента он больше не мой вожак. Я начинаю учиться думать за себя сам…

Отец, он все понимал. Тем августовским днем на даче в лесу, когда наши корзины больше чем на две трети были заполнены грибами, и значит, настало время поворачивать к дому, он подозвал меня: подосиновик на длинной изогнутой ножке прорвал своей плотной красной шляпкой девственно белый мох. Отец сорвал его, зачистил и приставил себе между ног. Так и стоял на освещенной солнцем лесной поляне: небольшого роста с каштановыми кудрями, выбившимися из-под забытой временем шляпе с полями, со свежевыструганным посохом в левой руке и изогнутым грибом, торчащим из-под распахнутых пол плащ-накидки. Вечером сказал матери, что парень уже большой, пора ему готовиться к армии. Пусть сам стирает свои носки и трусы. Это было, когда я начал запирать изнутри дверь в ванной комнате.

Средневековье отступало, огрызаясь жестокими бессмысленными драками, ненавистью ко всем взрослым и особенно к самым близким, презрением к самому себе, апатией и пустотой в душе. Но что-то уже поменялось. В воздухе чувствовался запах Возрождения…

Прозвучал школьный звонок. Урок русского языка закончился. Учительница – крупная полная женщина с резкими чертами одутловатого лица в повседневности, которое преображалось, наполнялось внутренней красотой, легкостью и нежностью, когда, забывая об оценках, о конце урока, она пыталась донести до нас, до детей свою любовь к Татьяне Лариной, олицетворяющей для нее всю «рускость» на все времена, наша «Татьяна», как мы ее называли, наконец отпустила нас из класса. В длинном коридоре я ловко разминулся с «военруком» Печатниковым, лишь задев легко край его голифе. Напротив учительской, на втором этаже, чуть не столкнулся с завучем А.Г. Вульфиусом и, замерев на мгновение под его укоризненным взглядом, мельком заглянул в оставшийся открытым кабинет. Я успел заметить там директора Э.К. Клейненберга, учителя географии профессора М.Д. Семенова-Тянь-Шанского, историка Бартольди, «француженку» Е.Г. Гельд. Наконец, прощенный, опираясь правой рукой о деревянный поручень, в три присеста спрыгнул в вестибюль первого этажа и сразу уперся в долговязые двухметровые фигуры десятиклассников- баскетболистов из спортивного класса. Прошмыгнув между ними, я выскочил на улицу. Там, на школьном дворе за кирхой я задержался, поджидая запоздавших товарищей, наблюдая, как двое мальчишек «вколачивают» футбольный мяч в ворота за металлической сеткой ограждения спортивной площадки.

Запоздалый май вытолкнул нас из гулких коридоров «Петришуле» на залитые солнцем полупустые улицы города. Как трех молодых телят, впервые щурящихся от яркого света на травяных лугах после долгой зимы в тесном коровнике. На Желябова зашли в пышечную, а после, развалившись на скамейках,  глазели на студенток института Культуры, которые, сняв плащи, куртки под теплым весенним солнцем, неспешно проплывали по широким аллеям Марсова поля. На набережной Невы две пожилые леди спросили по-английски дорогу на Невский проспект. Меня вытолкнули вперед «отдуваться». Краснея и заикаясь, путаясь в собственных руках, я пытался что-то объяснить им. Вскоре они, рассмеявшись, остановили мои мучения мятными леденцами с эмблемой Аэрофлота и пошли в прежнем направлении.

Год назад судьба свела нас троих в одном классе. Мы тянулись друг к другу и могли стать друзьями, если бы хватило времени. Это была наша первая весна вместе. Первая и последняя. Ребята уходили из «Петришуле» в престижную математическую школу. Последние месяцы Саша не расставался с объемистым томом «Капитал» К. Маркса. Положив книгу себе на колени или широкий подоконник, он вчитывался, сжимая пальцами виски, пытаясь сосредоточиться в гаме и сутолоке школьной переменки. Очевидно, он решил изучить мир денег, начиная с основ. Игорь же, скорее всего, был просто гений. Учителя, вероятно, что-то знали об этом. Во всяком случае, он редко носил с собой в школу учебники, никогда не поднимал руку на уроках. Только учитель математики, иногда, меняя интонацию, после длительного молчания класса, с видимым удовольствием, просила его ответить. Спустя годы он неожиданно позвонил, когда я готовился к вступительным экзаменам в морскую Академию, и сказал, что уже поступил в МГУ и теперь просто "убивает время", прощается с городом, с друзьями. Он предложил написать за меня письменную работу по математике. Я резонно отказался, посчитав, что и сам достаточно подготовлен. Но, откровенно говоря, тогда я просто интуитивно испугался, что Игорь не удержится в рамках стандартной методики решения задачи и предложит альтернативную, достойную, как минимум, ежегодного конкурса молодых математических дарований где-нибудь в Сорбонне, чем поставит в тупик преподавателей морского колледжа и вызовет ко мне лишь нежелательное внимание.

Ну а тогда, тем солнечным майским днем, я предложил пойти в Эрмитаж.

Ее нельзя было не заметить: в центре просторного зала на высоком пьедестале она стояла, освещенная нечаянным лучом света из высокого дворцового окна, перетекающим морской волной по ожившей зелени мраморного куба постамента, по складкам хитона выше, где ткань, словно влажная, прилипла, выдавая полные бедра, чуть выпуклый живот со впадинкой пупка, обнаженную левую грудь, прикрытую согнутой рукой, придерживающей на плече скрепленное платье. Она стояла, освещенная лучом света, тающим мимолетной улыбкой на плотно сжатых губах изящной головки, с подобранными сзади волосами.

-А спорим, я ее сейчас поцелую,- воскликнул я в мгновенном порыве и под одобрительное улюлюканье ребят приблизился к статуе. Подтянул колено правой ноги на край постамента, ухватившись руками сзади за складки плаща, затем и левую ногу. Прижавшись к ее округлому бедру, стал осторожно распрямляться, скользя щекой вверх, вдоль ее тела, по шершавой от времени поверхности античного камня, балансируя, стараясь не потянуть на себя скульптуру, но и не упасть назад самому. Встал свободно на краю постамента и потянулся к тонко очерченным губам. Она, словно удивленная моей дерзостью, отвела левое плечо назад, выдвинув правую ногу вперед, так что мне снова пришлось осторожно прижаться всем телом, чтобы дотянуться…. Холодный мрамор обжег мои губы….

Саша тоже подбежал к постаменту, когда я спрыгнул, но голоса из соседнего зала спугнули нас. Тогда казалось, что это всего лишь шутка…

ЧАСТЬ 2 ЛЕДОКОЛ (повесть)

Совершенство? Его не существует. Ни в чем. В моде нельзя быть

удовлетворенным. Сейчас мода начинается с прессы, с журналов,

с моделей. Я хотел приблизить их к улице. Я хочу, чтобы люди были

сбиты с толку. Чтобы они не знали где реальность, мода и,

журналы, пресса модели и простые девушки. Я хотел все это

смешать. (CHRISTIAN LACROIX. Pret-A-Porter).

...Россия очень разная. Когда я был в России, мне оказали прекрасный прием. У вас прекрасные люди в прекрасных кроссовках! ( Discovery Channel)

Вечер явно не клеился. Формальный повод был завтрашний отход в Арктику атомохода «Россия», на котором Андрей работал старшим вахтенным механиком. Договорились идти в «Ледокол», столик Андрей заказал загодя, но уже вечером Марина настояла на "69". Клуб был дорогой, мест уже не осталось, теснились вчетвером у барной стойки. Кроме Нади, бессменной подруги, пришла Галя. Андрей видел её впервые и в очередной раз отметил, что Марина окружает себя только красивыми девушками. Трещина пробежала ещё в прошлые выходные, когда возвращались из Никеля с погранзаставы, где провели два дня в гостях у Сергея, школьного приятеля Андрея. Его резануло, что при расставании Марина неожиданно задержалась в дружеских объятиях Сергея, так что тот даже вынужденно похлопал её слегка рукой ниже спины. Андрей тогда не подал виду, но всю дорогу был формально любезен, ни разу не обнял Марину, и они так и не поцеловались при расставании. Началось это уже больше полугода назад, и всё время, как качели: нежность, страсть, ссоры, видимое равнодушие и опять страсть, как наваждение. Он хотел её постоянно, даже когда утром сажал в такси после бессонной ночи.

...I heat up, I can't cool down

You got me spinnin'

'Round and 'round

'Round and 'round and 'round it goes

Where it stops nobody knows...

Abra-abra-cadabra

Abracadabra…

Четыре месяца, столько должен продлиться рейс. Андрей был в отчаянии, он не знал, как справиться со всем этим. Ему нужна была эта ночь. Он убеждал себя в этом, что он растерзает её так, что сможет забыться, уйти в себя на время рейса, как он всегда делал. Но всё шло не так. Танцевать она не хотела, сидела спиной к залу и курила, уставившись в барную стойку. Говорить было не о чем, да и невозможно, музыка оглушительно ревела. Андрей стоял сзади, периодически доставал из её пачки «винстона» сигарету, нервно закуривал, а она хладнокровно, не поворачивая головы, вынимала ее изо рта Андрея и тушила: «Решил начать курить, кури свои...». Девочки поглядывали по сторонам с притворно-равнодушным видом.

«Все рисунки древних гробниц, танцуют они, как на песке…», - бодрый ритм веселой песенки разнесся по залу свежим ветерком.

- Так, всё, хватит хандрить! В конце концов, я вас всех сюда пригласил и на сегодня буду ваш мачо, договорились? – Андрей хлопнул в ладоши и закинул в рот ломтик жевательной резинки.

-А справишься? - впервые повернувшись к нему, иронично спросила Марина. Но Андрей уже подхватил Галину руку и потянул с высокого барного стула, приглашая на танец.

«… Живи, как фараон,...», - призывно гремела музыка.

Пестрые разноцветные одежды, вскинутые вверх руки на танцполе, веселая зажигательная мелодия - словно действительно все здесь разом оказались на курортах Шарм-эль-Шейха. Андрей танцевал хорошо. Надя знала это и поэтому с удовольствием развернулась в сторону зала.

«The warden threw a party in the county jail.

The prison band was there and they began to wail…” - зазвучали первые аккорды Jail House Rock Элвиса Пресли. Андрей взял Галю за левую руку, потянул на себя и, подхватив ее правый локоть, повёл в танце. Постепенно, поверив ритму его мягких движений, она расслабилась и пошла увереннее.

« Let's rock, everybody, let's rock”, - разносилось по залу. Поворот, наклон, рука на спине, отпустил и, вот она сама не заметила, как он развернул её, оказавшись у неё за спиной, плотно прижимаясь и тут же обратно. Ещё наклон... Она споткнулась, но он мгновенно удержал её, словно был к этому готов. Под конец он практически стоял на месте, наклоняя и крутя вокруг себя партнершу, не расцепляя рук, убыстряя темп, не сводя с неё глаз.

-Бармен, четыре шампанского! – усаживая запыхавшуюся Галю на место, произнёс Андрей.

- Мне молочный коктейль, - уточнила Марина, обращаясь к бармену.

- Ванильного нет, бросил тот через плечо, сосредоточенно разливая текилу в две шеренги рюмок на стойке.

- Тогда,  кофе, у вас есть карт нуар?

- Марина, потанцуем? - пригласил Андрей, обняв ее за плечо.

Та отрицательно покачала головой, даже не обернувшись.

- Надюха, пойдёшь? - тут же, без паузы спросил он.

- Не-а, Андрюша, я пока не готова, - засмеялась она, протягивая Гале разломанный пополам в раскрытой красно-белой упаковке шоколадный батончик «KitKat». Музыка неожиданно стихла, оставшись фоном для ведущего вечера. После дежурной остроты и комплиментов гостям он объявил начало конкурса женских татуировок "Мисс Тату". Публика оживилась, передвигая стулья в сторону сцены. Марина порывисто развернулась, достала из сумочки, лежащей у нее на коленях, фиолетовый флакон в виде граненого сердечка, встряхнула волосами, распространяя вокруг тонкий аромат восточных благовоний.

- "Вот почему мы здесь"- догадался Андрей, смотря на неё – с начесом на голове в стиле «ирокез» наэлектризованную, готовую выйти на подиум. На сцену потянулись девушки под шумные аплодисменты, свист и улюлюканье публики, подставляя плечи, оголяя животы для линейки ведущего На свет в полутемном зале стали выползать всевозможные ящерки, скорпионы, драконы и змейки. Количество конкурсанток уменьшалось, когда Марина скинула с плеч черный короткий пиджачок, укороченный выше талии, свободно сидящий на плечах, положила его на барный стул и стремительно направилась к сцене. Черные высокие сапожки на высоком каблучке, плотно облегающие голень, белая короткая юбочка, расчерченная тонкими косыми черными линиями, собранная «в колокольчик» вертикальными складками, широкий черный пояс на узкой талии с огромной застежкой, украшенной разноцветными стразами, на худеньких плечах белая блуза с крупными манжетами и большим открытым воротником. Она не спеша, одну за другой, расстегнула пуговки на груди и кокетливо высвободила левое плечо. Потом грациозно с улыбкой повернулась боком к публике, придерживая правой рукой край одежды, приложив ладошку к оголенной часть груди, она заставила ведущего обойти её вокруг для осмотра. Изображение на большом экране над сценой высветило замысловатый геометрический узор на плече Марины, отдаленно напоминающий бутон розы и моток колючей проволоки одновременно. Раздались аплодисменты.

Да, это была победа! Трижды ведущий пригласил зал выразить свое голосование аплодисментами, явно выражая свою симпатию Марине, потом пригласил еще желающих на сцену, но больше так никто и не появился. Марина вскинула обе руки вверх и, приветливо помахивая публике, сделала движение обратно к залу. Толпа засвистела, раздалось топанье и аплодисменты. Она нерешительно посмотрела в сторону ведущего, но тот с улыбкой показал микрофоном на зрителей стоящих на площадке. Под одобрительные выкрики, свист, аплодисменты, она снова вопросительно замерла, придерживая края блузки руками. Затем стремительно сняла ее, оставшись в чёрном полупрозрачном кружевном бюстгальтере. Теперь уже руки смело вскинула на пояс. Выдержав паузу, она пошла в сторону публики, придерживая перед собой блузку одним указательным пальцем, словно раздумывая, «не бросить ли его в толпу». Затем остановилась, приложила ладонь к уху, словно пытаясь разобрать из доносящегося шума, улюлюканья и свиста, чего же от нее хотят. Она опустила голову и указательным пальцем вопросительно указала себе на грудь. Кивнула головой, словно поняла наконец, и завела руки за спину, как будто намереваясь расстегнуть бюстгальтер. При этом с наивно кокетливой бесстыдно-целомудренной простотой Бриджит Бардо повернула голову набок и замерла. Но засмеялась сама, уже наигранно стыдливо приложила ладошку ко рту и стремительно накинула блузку на плечи.

- Нет, нет, так просто, мы вас теперь не отпустим! – весело прокричал ведущий в микрофон, удерживая её за руку. – Представьтесь, пожалуйста!

- Марина.

-Так, Марина...э-э-э…?

- Просто, Марина, - весело, но твёрдо повторила она.

- Отлично! Итак, сегодня победительницей стала… просто Мария.

- Марина. - поправила она снова, наклонившись к микрофону.

- Прошу Вас, приз от нашего спонсора, компании «Арктик Фиш».

Прожектор осветил столик в центре зала. Крупный мужчина, лет пятидесяти, в чёрных брюках, белой рубашке с расстегнутым воротом, вытер салфеткой губы, скомкав, бросил ее на тарелку, встал, продолжая дожевывать, и, без улыбки, властным жестом, указал на свободное место за своим столиком. Публика на танцполе стала расступаться, образовав живой коридор. Ведущий, подхватив локоть Марины, направил её по освободившемуся пространству, не оставляя ей выбора.

Андрей напрягся, гулко забилось сердце, в висках застучало. Он машинально стал протискиваться через плотную стену людей. В двух метрах от цели из-за столба подпорки балкона неожиданно вышел молодой человек в костюме и галстуке, оказавшись между Андреем и Мариной, и демонстративно преградил ему дорогу. Андрей попытался обойти его, но тот, сделав шаг в его сторону, видимо почувствовав решимость Андрея, не меняя выражения лица, он просто наложил пятерню ему на лицо и с силой толкнул. Толпа, ухнув, расступилась, и Андрей с грохотом повалился на соседний столик.

- “Мусаракш”,- презрительно произнес тот в сторону Андрея.

Марина порывисто обернулась, но, увидев, как Надя наклонилась над ним, взяла себя в руки, опять напустив победную улыбку. Ярость, гнев, ненависть, страх за Марину, за себя испытывал Андрей. Он пытался вскочить на ноги, намереваясь кинуться на обидчика, но Надя повисла на нём камнем.

- Monkey, - с ненавистью прошептал он.

- Успокойся, ничего с ней не случится, а тебе в рейс завтра.

- Уже сегодня, - посмотрев на часы, громко сказал Андрей, беря себя в руки, по-прежнему опираясь на Надино плечо.

-Все, все, "ушатали", - бросил он охранникам через плечо, отходя от столика.- Приберитесь тут, все таки выходной, люди отдыхать пришли... .

Марина наклонилась к хозяину столика и что-то сказала. Тот рукой сделал успокаивающий жест в сторону своих людей, обступивших Андрея. Уже в дверях, пропуская девушек на выход из зала, Андрей обернулся. Прожектор по-прежнему освещал центральный столик. Марина сидела на краю стула напружиненная, с высоко поднятой головой, медленно оглядывая зал, ловя встречные взгляды, упиваясь ими, как царица Клеопатра, лишь изредка переводя глаза на рыбного барона, все еще держащего в руках подарочную корзинку с косметикой от Ив Роше.

«... Бодрячком держимся бодрячком, пацанчики…»- звучал вдогонку голос популярного рэпера. Танцпол снова был почти полон.

Их свободно выпустили из клуба. Взяли… Продолжение »